- Смотри, сынок, чуть вправо, чуть влево, и налетишь на рифы! В Житейском море это запросто случается! И тогда каюк и тебе, и твоему кораблю! – внушал папа, воспитывая малолетнего юнгу. – А ежели корабль на дне, то какой ты, к черту, капитан???

- Настоящий Капитан всегда точно свой курс знает, – вторила мама. – И команду надо набирать с умом, чтобы никаких разгильдяев в ней не было! Каждый должен знать свое место и свое время!

Юнга родителям верил: уж они-то свой корабль по Житейскому морю много лет водили, и ни одного кораблекрушения! Поэтому он учился составлять таблицы, чертить графики и рассчитывать курс с точностью до десятой доли градуса. И когда ему стали доверять порулить, он чувствовал гордость за точно выверенный путь. Никаких рифов! Фарватер чист, цель ясна, путь родителями проторенный, чего еще надо?

Но иногда он с тоской смотрел на безалаберные буксиры, вольные пиратские шхуны, белоснежные яхты, которые сновали туда-сюда без особых графиков, ходили к экзотическим островам, открывали новые земли… Да, то одна, то другая налетали на рифы, потом долго ремонтировались в доках, и снова пускались в путь по Житейскому морю. Были и те, кто разбивался вдрызг – но их Капитаны потом стояли на мостиках новых кораблей. Может, становились чуть осторожнее, но тем не менее снова и снова рисковали… Завидовал он им, завидовал, только сам себе в этом не признавался.

По малолетству и неопытности, а порой из озорства, сбивался Юнга с верного курса, но за это его родители очень стыдили.

- Рискуют только безответственные бездари, – рубил ладонью воздух старый Штурман. – Умные не лезут куда попало. Вот есть карта – по ней и иди. По графику и по лоции!

- Только дураки учатся на своих ошибках, – добавляла мама. – Умные учатся на чужих. А чужих ошибок столько – за всю жизнь не изучишь!

Юнга чувствовал себя виноватым – ему очень хотелось оправдать надежды родителей!

И вот пришла пора нашему Отважному Капитану отправляться в свое собственное плавание – без мамы и без папы. Самому!

- Мы тебе все дали, всему научили, ты должен стать настоящим Капитаном! – напутствовал его отец-Капитан.

- Оправдать наши надежды! Пройти по Житейскому морю, как по струночке! – давала наказы мама-Боцман.

Белоснежный новенький кораблик уже покачивался на волнах, предлагал пуститься в увлекательное плавание по Житейскому морю. А для этого надо было набрать команду. Главное дело – боцмана найти.

Всем известно: Капитан осуществляет общее руководство да в бинокль смотрит, а хороший боцман – залог удачного плавания, потому как он и хозяйственную часть знает, и матросами руководит, и приборку организует, и на камбузе порядок держит. В общем, без боцмана – никуда. И все знают, что лучший Боцман в плавании по Житейскому морю – женщина. Редко кто один в плавание пускается или мужчину в Боцманы выбирает. Это уже не кораблик получается, а мужское общежитие!

Вот и стал он присматриваться – кандидатур море, выбирай на любой вкус, но как не ошибиться? Пробовал график вычертить – не получилось. Таблицу пытался составить – запутался. К маме-папе обращаться вроде как и неудобно – что это за капитан, который себе команду самостоятельно набрать не может? Решил исходить из внешних данных: скромность, аккуратность, приятный вид. Чтоб боцман палубу его океанского лайнера собою украшал!

И тут то ли черт морской его попутал, то ли судьба вмешалась, то ли его мечта о свободном поиске без компаса и карты прорвалась – только выбрал он себе боцмана, как говорится, «с точностью до наоборот».

Внешний вид у нее, конечно, был что надо: и осанка самая морская, и шустрая такая, и улыбка открытая, и фигурка – загляденье. А в глазах – боже мой! Морские чертики прыгают, серебристые волны переливаются, и манят они, затягивают, как морская пучина. Всем хороша была девушка. Только вот одно «но»: не признавала она никаких графиков, таблиц и прочих премудростей. Ему бы спросить, вникнуть… Но Капитану было не до графиков – уж очень сильно ему такого Боцмана в команду захотелось.

Наверное, следовало задуматься: ну как они в одном экипаже-то плавать будут? Но – не задумался. Сказал себе: «Я Капитан, я принял решение! Слушай мою команду! Полный вперед!». Так вот они и пустились в путь на своем маленьком семейном кораблике. Сначала вроде ничего – притирались потихоньку, присматривались. Он сразу встал на капитанский мостик, а она потихоньку организацией корабельного быта занялась.

Делала она все медленно и обстоятельно, зато на совесть и в удовольствие. Как-то у нее все получалось само собой, без спешки, без графика. Так уж ее родители боцманской науке обучили. В общем, вписалась она в команду, и корабль чистотой засиял, радостью засветился. На таких кораблях без юнги не обойтись, вот и наши Капитан с Боцманом подумали-подумали, да и завели себе Юнгу. Юнга получился что надо – шустрый, как мама и умный, как папа. Носился по палубе туда-сюда, морские премудрости осваивал.

Боцману иногда хотелось свернуть с проторенного курса, но Капитан не соглашался – мало ли что! Она вздохнет – и покорится, ведь он же кораблем командует. Только иногда, когда неподалеку очень уж заманчивые острова покажутся, тихонько спустит шлюпку, сгоняет ненадолго, а потом опять на борт возвращается. Спросите, как она успевала корабль догнать? А вот успевала – она всегда все успевала, такая уж у нее была дружба со временем.

У нее хватало времени даже на болтовню с морскими обитателями, живущими в этих местах. Особенно она подружилась со старым Альбатросом. Обычно он парил в вышине, но иногда спускался на палубу – уж очень жареную рыбку уважал, ну, и поболтать любил, конечно. Альбатрос много повидал на своем веку, побывал в разных странах, и разговаривать с ним было интересно. Капитану было не до боцмановых знакомств – в его графиках появился Юнга, и надо было все планы заново скорректировать и выверить.

Тут-то и начали над их Семейным Корабликом тучки сгущаться. В Житейском море, оно конечно, и бури случаются, и даже ураганы. Но если Капитан и Боцман друг друга слышат и действуют заодно – их кораблю никакие шторма и бури не страшны. А в нашей дружной команде наметился разлад: дело в том, что Капитан и Боцман впервые основательно разошлись во мнениях. Наш Капитан хотел воспитать из Юнги настоящего морского волка – в своем понимании. Как и его когда-то воспитывали. Чтобы все по графикам и таблицам, да по выверенному курсу. А мама-Боцман все время его графики нарушала, планы сбивала.

Вот и стал Капитан нервничать, за Юнгу бояться, на Боцмана сердиться. Капитану ведь когда воспитанием заниматься? Ему на мостике надо стоять, за обстановкой следить, курс прокладывать. Так что вся воспитательная работа на Боцмане… А под влиянием мамы-Боцмана Юнга тоже какой-то неорганизованный получаться стал. Того и гляди врежется во что-нибудь…

Капитан прямо виноватым стал себя чувствовать. Перед глазами у него то и дело возникали его собственные Родители, и говорили они горькие слова:

- Что же ты, сынок? Не можешь порядок на собственном Семейном Кораблике навести? Того и гляди, на мель напоретесь! Или с другим кораблем столкнетесь. Бардак на палубе! А еще Капитан…

От таких видений Капитан еще больше хмурился и злился, еще строже смотрел, еще сильнее гайки закручивал. А команда ну никак не могла в его графики вписаться! Это ведь тоже особый талант надо иметь – по строгому плану жить! Не каждому дано…

Боцману тоже становилось все грустнее. Хоть и любила она Капитана, хоть и нравился ей родной Семейный Кораблик, где каждая медяшка была ею надраена, каждый иллюминатор своими руками вымыт, каждый канат собственноручно в бухточку свернут, да только очень уж ей обидно было, что Капитан все время сердитый, а она вроде как виноватая в этом. И Кораблик их раскачивается все сильнее…

И вот однажды на закате сидела она на корме и болтала со своим другом Альбатросом. Неподалеку проплывал чей-то океанский лайнер – музыка играла, иллюминаторы светились, Юнги туда-сюда сновали, а Капитан и Боцман на верхней палубе румбу танцевали. И так ей обидно стало!

- Слушай, Альбатрос! – пожаловалась она. – Вот ведь есть же на свете Семейные Кораблики, которым никакие бури не страшны! Почему же на нашем Кораблике не так?

- Потому что вы не можете договориться, – объяснил Альбатрос. – Ваш кораблик становится неустойчивым. Это опасно!

- А как сделать его устойчивым? – тут же спросила она. – Что я должна для этого предпринять?

- По-моему, ты прекрасно справляешься со своими обязанностями Боцмана, – дипломатично сказал Альбатрос и закинул в клюв очередную жареную рыбку. – По крайней мере, рыбу ты жаришь великолепно!

- И все-таки! Не уклоняйся от темы! – потребовала она. – Что нужно сделать, чтобы все снова стало хорошо? Ты умный, ты старый, ты все знаешь, научи же меня!

- Наверное, тебе надо измениться. Стать такой, как хочет Капитан, – предположил Альбатрос.

- Но я не могу! – удрученно сказала она. – Я пыталась, но у меня ничего не получается. Я не могу жить по графикам!!! Я ничего не понимаю в таблицах!!! Я все в голове держу. И все успеваю! Ты лучше расскажи, как сделать, чтобы Капитан изменился.

- С чего ты взяла, что Капитан хочет меняться? Ты же вот и хочешь, да не можешь, – удивился Альбатрос. – Он такой, какой есть. Ты не можешь жить по графику, а он не может – без графика. У вас просто разные подходы к сохранению Семейного Кораблика. Вот и все. Терпи!

- Знаешь, мне все время приходится терпеть и уступать, – сердито сказала она. – Он командует, а я подчиняюсь. Я устала!

- Устала – отдохни, – посоветовал Альбатрос. – Запрись в каюте, поспи, побездельничай. Или рвани на Острова, недельки на две.

- Ну вот еще! – возмутилась она. – Кому нужен такой ленивый Боцман? Да он просто спишет меня на берег!

- Да ты, милочка, боишься! – уличил ее Альбатрос. – Боишься потерять – значит, любишь.

- Конечно, люблю! – не стала спорить она. – Стала бы я плыть на корабле с нелюбимым Капитаном…

- А ты кого больше любишь – его или себя? – коварно спросил Альбатрос.

- Его! Или себя? Наверное, Юнгу! – вывернулась она. – Нечестно такие вопросы задавать.

- Нечестно старой птице врать, ну и себе тоже, – поучительно сказал Альбатрос. – Если ты кого-то любишь, то принимаешь его таким, какой он есть. Хоть себя, хоть другого кого. Тогда ты в равновесии, и Кораблик твой устойчив.

- Я принимаю, – слабо запротестовала она.

- А чего ж тогда вопросы задаешь? – очень логично возразил Альбатрос. – И собой не очень довольна, и своим Капитаном… Была бы довольна – ты бы мне вопросов не задавала. И вообще сейчас не меня бы рыбой кормила, а танцевала румбу на верхней палубе. Что, скажешь, нет?

- Не скажу, – нахмурилась она. – Знаешь, а ты, наверное, прав, мой пернатый товарищ. Не в равновесии я, правда! И боюсь наш Кораблик еще больше раскачать.

- А ты не бойся, – посоветовал Альбатрос. – После хорошего шторма всегда наступает штиль, не замечала? Ты думаешь, в Житейском море только волны страшны? Да ничего подобного! Волна приходит и уходит, и если команда дружная – ничего она вашему Кораблику не сделает! Страшнее всего, когда вы сами глаза на неполадки закрываете. Кстати, хочу заметить, рыба кончилась…

- Знаешь, Альбатрос, ты за рыбой завтра прилетай. А я сейчас другим займусь…

- Чем, если не секрет? – полюбопытствовал жадный до рыбы и до секретов Альбатрос.

- Пойду на капитанский мостик. Приглашу его на румбу. И все ему скажу! Что я его люблю. И принимаю. И попрошу прощения за то, что никогда не смогу жить по графику! И еще – что я благодарна ему за то, что он стал нашим Капитаном. А потом на Острова, на две недельки. Шторм переждать.

- Молодец, Боцман! – одобрил Альбатрос. – Вот это по-нашему, по-морскому. Удачи!

И она пошла к своему Капитану – восстанавливать равновесие. Подходя к рубке, она увидела его и невольно залюбовалась. Их Отважный Капитан стоял у штурвала, обложившись графиками и таблицами, и смотрел вдаль, и на лице у него была железная решимость во что бы то ни стало провести их Маленький Семейный Кораблик мимо всех мелей и рифов, минуя все мыслимые и мыслимые опасности, туда, где находится конечная цель всех Семейных Корабликов – зеленый и безмятежный Берег Счастья.

Дочка глянула мельком и сказала:

- Мам, ну ты чего позоришься? Выброси эту рухлядь. И позолота облезла, и дизайну никакого. Я тебе новые куплю, кварцевые!

- Ага, бабуль, механические сейчас уже не в моде, – поддержал внук.

- Да и где сейчас найдешь мастера, чтобы в таком антиквариате разбирался? - резонно предположил зять.

Она, как обычно, не стала спорить. Она могла бы рассказать, что эти часики вручил ей сам начальник цеха Степанов Семен Игнатьевич, как передовику производства, и было ей тогда… В общем, молодая была. Еще она могла бы рассказать, что посматривала на эти часики, когда спешила на свидание к своему любимому – который потом стал ей мужем и подарил таких замечательных деток. И еще она могла бы добавить, что эти часики оказались ей верны на долгие годы – не в пример многим людям, и прошли с ней огонь, воду и медные трубы. Но ничего такого она рассказывать не стала, а дождалась, когда все уйдут по своим молодым делам, сложила часики в конвертик и пошла в мастерскую.

В первой мастерской ей сразу сказали, что не возьмутся. Во второй – посмотрели, поковырялись и посоветовали выбросить. И только в третьей мастерской приемщица сжалилась над ней.

- Вы, мамаша, идите на Лермонтова, 1, там в подвальчике мастер работает, уж если он не возьмется, тогда и не знаю, кто…

Подвальчик она нашла быстро, и мастера тоже. Она ожидала увидеть старичка-моховичка, из прошлой жизни, но мастер оказался неожиданно молодым, тоненьким, хрупким, в белой футболке, со светлыми длинными волосами, собранными в хвост, и ясными синими глазами. Она даже растерялась немного: а видел ли он вообще механические часы?

Но мастер глянул – и даже, казалось, обрадовался.

- Ого! Какой интересный экземпляр! Вы присаживайтесь вот сюда, в креслице, а я пока посмотрю. Часикам, наверное, не меньше 20 лет?

- Больше. Намного больше, – призналась она. – Помогите, пожалуйста, эти часы мне очень дороги!

- Не волнуйтесь, женщина, сейчас посмотрю, что с механизмом случилось, а там и определимся.

Она присела в кресло, а мастер тем временем опустил на глаз свое увеличительное устройство (она не знала, как это правильно называется), достал какие-то малюсенькие инструменты, сосредоточился и стал похож на врача-хирурга.

- Ну ничего себе! – вдруг сказал мастер. – Вот, оказывается, в чем дело! Время взбунтовалось. Оно остановилось, потому что вы не хотите им пользоваться.

- Простите… Я не поняла, – робко переспросила она. – Кто взбунтовался?

- Время, – повторил мастер. – У вас же никогда нет для себя времени!!! Разве это дело? Вот оно и остановилось, чтоб напомнить о себе.

- Я ничего не понимаю, – пожаловалась она. – Вы мне объясните, пожалуйста…

- Конечно! – обрадовался мастер. – Сейчас расскажу. Вот я смотрю на механизм – и вижу, как он изношен. Шестеренки стерлись, зубчики поломались, винтики разболтались… Наверное, вы давно не носили эти часы в починку?

- Да никогда не носила, – сказала она. – Они не ломались, шли себе да шли. Иногда забарахлят – так я с ними поговорю, или, бывает, встряхну – ну, они и дальше идут.

- Вот так и вы – никогда не останавливались, шли себе по жизни, а если плоховато станет – уговорите себя или встряхнете, и дальше движетесь. Так?

- А как иначе? – удивилась она. – У меня на остановки времени не было. Училась, потом работала, потом сын родился, следом дочка, потом внуки пошли. Когда останавливаться-то?

- А между тем время нам всем отпущено и на движение, и на отдых, – сообщил мастер. – Остановиться, осмотреться, сделать себе передышку. Чтобы механизм тоже передышку получил.

- Ах, молодой человек! Вы просто ужас что говорите, – не согласилась она. – Нас не так воспитывали. Какие могут быть остановки? «Ни шагу назад, ни шагу на месте, а только вперед и только вместе», – вот какой был наш девиз.

- А о душе подумать – тоже на ходу и вместе? – тихо спросил мастер.

- В наше время о душах было думать не принято – атеизм, – строго сказала она. – И я не понимаю, какое отношение это имеет к моим часам.

- Самое прямое, – вздохнул мастер. – Вот смотрю я и вижу: механизм засорен всякими пылинками-песчинками. «Еще не время», «уже не время», «сейчас не время», «не ко времени» – говорили такое? Не спешите с ответом, подумайте.

- Ну как не говорить? Говорила, – подумав, созналась она. – Вот путевку мне давали в санаторий – так у меня семья, они ж без меня пропадут. Отказалась, не ко времени путевка была. Еще помню, дочка мне с первой зарплаты туфли купила – модельные, на шпильке, загляденье одно! Я померила, походила – ну куда я, старая вешалка, в таких пойду? Ну, я и сказала – мол, уже не время мне в таких туфельках прохаживаться. Дочери отдала, чего уж… Ну, еще признаюсь вам: по молодости часто муж ко мне с лаской, а за стенкой – дети, ну я ему и говорила: отстань, мол, сейчас не время. А потом пришло время – и мужа не стало. Упустила, стало быть, время…

- Вот смотрите, сколько счастливого времени вы упустили, – удрученно сказал мастер. – А между тем, это все те пылинки-песчинки, которые мешают времени свободно течь. Механизм засоряют!

- Я еще вспомнила, – заторопилась она. – Вот я часто захочу что-нибудь себе купить, очень-очень, но всегда же есть что-то более важное! Или игрушку для внука, или дочке помочь, или могилки поправить, или в долг кому дать, кто нуждается. Ну, я себя и утешаю: не сейчас, со временем! А потом, глядишь, время прошло, уже и расхотелось, только грусть какая-то осталась…

- А механизм часов, знаете ли, от грусти ржавеет, – проинформировал мастер. – Для него лучшая смазка – счастье. Тогда время течет плавно, свободно, без препятствий. Не даром же говорят: «Счастливые часов не наблюдают». Это потому что они у них не ломаются!

- Да нет, вы не думайте, что в моей жизни счастья не было, – поспешно сказал она. – Было, еще как было! У меня такие детки хорошие! И на работе меня уважали, ценили. И пенсия ничего так, жить можно. И подрабатываю до сих пор, чтобы у детей на шее не сидеть, еще и им подкидываю. Вы не думайте!

- Да я не думаю, я механизм вижу, – ответил мастер, осторожно и бережно обмахивая маленькой щеточкой внутренность часиков. – Механизм о хозяине может сказать больше, чем рентген. Вот он и говорит, что вам правда все это в радость было, не в тягость. Что вы от души свое время на других тратили и взамен ничего не требовали. Но время, отпущенное вам на себя – не использовали. Вот часики вам и намекают: пробил час, пора и к себе лицом обратиться!

- Это как? – всполошилась она. – Я не знаю, как это – к себе лицом.

- Да все просто! Скажите себе: «Ну вот, наконец-то пришло мое время! Время для счастья! И теперь я наверстаю все упущенное!». И наверстывайте!

- А чего ж наверстывать? – озадачилась она. – Я так сразу и не соображу…

- А что вы упустили за прошедшее время? – задал вопрос мастер. – На что у вас времени не хватало?

- Ну… В театры мало ходила, хоть и любила. Наряжаться тоже времени не было. Отдыха себе не давала – то дети болеют, то дача, то ремонт, в общем, все не время отдыхать. Когда без мужа осталась, новой любви не искала – решила, что мое время давно прошло. Так вот как-то…

- Ну, а раз так, то зачем я вам часы чиню? – удивился мастер. – Раз время прошло безвозвратно?

- Это память, – объяснила она. – Память о лучших годах, время молодости моей… Счастливое было время!

- А что сейчас мешает сделать свое время счастливым? – не отставал мастер.

- Так молодость-то прошла, – печально сказала она. – Все в прошлом.

- Застряли в прошлом, – удовлетворенно констатировал мастер. – А я-то думаю, чего у меня тут не запускается? Оказывается, вот в чем дело… Ну так я могу вам сообщить: если вы собрались не жить, а доживать – вам часы и не нужны, они и не заведутся. А вот если намерены жить на всю катушку – тогда есть надежда!

- Как это – «жить на всю катушку»? – не поняла она.

- Видели зарубежных туристок? Старушки уже, божьи одуванчики, а какие живые! В шортах, в кроссовках, с фотоаппаратами, друг друга фотографируют, щебечут, жизни радуются. Они ведь тоже всю жизнь работали, детей растили, а теперь вот находят время и для себя пожить. Наверное, оттого и продолжительность жизни за бугром дольше, чем у нас. Как вы думаете?

- Ой, я об этом и не думала, – смутилась она. – В шортах, скажете тоже…

- А что? Хоть бы и не в шортах. А только все равно – пришло их время, они его и используют как положено.

- Кем положено? – ухватилась за слово она.

- Да кем? Природой. Вселенной. Или Творцом. Как вам больше нравится, – пояснил мастер.

- Откуда вы такой умный? Вроде молодой, а говорите, как старик, уж очень мудро. Ой, извините, вырвалось, – испугалась она.

- Да не извиняйтесь, мне многие так говорят, – развеселился мастер. – Вот такой уж я получился – молодой старик. А как же в сложных механизмах без мудрости разобраться? Старушки-то иностранные тоже, видать, мудрые, раз так использовать отпущенное им время догадались…

- И как же они этот самый механизм смазывают? – несмело спросила она.

- Позволяют себе то, о чем всю жизнь мечтали. Говорится ведь: «Время собирать камни, и время разбрасывать камни»? Ну, вот у них время – снимать сливки! Для смазки механизма…

Вот у вас мечты есть?

- Есть. Чтобы дети счастливы были, – тут же отозвалась она.

- Ну, это понятно. Но это не для себя мечта. А для себя? – настаивал мастер.

Она задумалась, потом засмущалась, даже зарумянилась, но все же решилась:

- Мечтала всегда на Золотое Кольцо съездить, и на теплоходе по Волге. Да все времени не хватало…

- Считайте, что ваше время пришло! – весело сказал мастер. – Держите, вот ваша «Слава». Идут часики. Тикают!

- Не может быть! – ахнула она. – Я уже и не надеялась…

- Человек вы хороший, – улыбнулся мастер. – Для хороших людей всегда время найдется. Только не забывайте: лучшая смазка для механизма ваших часов – счастье.

- Я буду их хорошо смазывать, – пообещала она. – Уж для этого-то я найду время.

- Был рад помочь вам, – счастливо заулыбался мастер.

- Спасибо вам, спасибо! Я вам честно скажу – вы такой молодой, я даже не думала, что у вас получится. Вы и на часовых дел мастера-то не похожи, если честно.

- А на кого я похож?

- Ой, только вы не обижайтесь. Вы такой худенький, молоденький, светленький… На ангела, – смущенно призналась она.

- Здорово. Часовых дел Ангел. Звучит! – жизнерадостно сказал мастер. – Ну что ж, у меня наступает время обеда. А у вас наступает Время Чудес! Желаю вам удачи!

И когда за ней захлопнулась дверь, он с удовольствием повел плечами, разминая затекшие крылья.

Она вышла из мастерской окрыленная. И летела домой, не чуя под собой ног. И в ней просыпались, оживали и робко расправляли крылышки давно забытые мечты. А на руке тикали ее любимые часики, начиная отсчет Нового Времени – Времени Чудес.

Да, я Квартира. И я – видит Бог! – любила его. Он заботился обо мне. Пусть не так, как хотелось бы. Пусть не всегда. Но то, что он для меня делал, все еще живет в моей памяти.

Моя ванная комната помнит его тело – о, как оно было прекрасно! Моя кухня была готова работать круглосуточно, без перерыва на обед, только чтобы порадовать его чем-нибудь вкусненьким. Мои глаза-окна всегда были широко распахнуты, чтобы он мог видеть этот прекрасный мир.

Если бы я могла, я не отпустила бы его никогда, никуда, ни к кому…

Я люблю вспоминать его. С годами воспоминания стираются, но я бережно храню их, перебираю и лелею. Все, что было между нами – было чудесно. И мы были – семья.

Когда люди решают связать свою жизнь, тогда они друг с другом «расписываются». Когда люди решают связать свою жизнь с Квартирой, они в ней «прописываются». Похожие слова, правда? То есть мы почти женаты… По крайней мере, мне нравится так думать.

Но нет – надо смотреть правде в глаза. Женой его была все-таки не я. Женой его была Она – та, что живет во мне до сих пор. Нет, я ничего против нее не имею, она тоже обо мне заботится, и она хорошая. Но я ничего не могу с собой поделать – Он мне нравился больше. Ну и пусть, что не идеальный, ну и пусть, что часто уходил, ну и пусть! Все равно он для меня самый лучший. Любимый… Хозяин.

Вот уже 10 лет они не вместе. Она осталась, а Он – ушел. Покинул нас. Она как-то смогла пережить, утешиться, найти себя. А я – нет. Я все еще не забыла.

Вы думаете, почему он до сих пор не выписывается? Потому что я его не отпускаю. Я, Квартира. Я до сих пор прихожу к нему в снах. Утром он не помнит снов, но там, в глубине души, он знает: я была с ним, а он во мне, и наши души разговаривали.

Я знаю, что он не вернется. Я знаю, что не отпуская его, мешаю жить Ей. Ну и пусть! Да, я ревную. А вы что, думаете, квартиры не умеют ревновать? Еще как! Мы даже выжить можем человека, если он нам не нравится. У нас для этого есть куча способов: заставляем «петь» краны, рушиться сантехнику, скрипеть полы. Или сквозняки устраиваем. Или трещины по стенам пускаем. А то еще можно с барабашкой договориться – тогда вообще здорово! С барабашками жить – как на вулкане, никто долго не выдерживает.

Но свободные барабашки – специалисты редкостные, на них запись на годы вперед. И отпуска они себе большие устраивают, чтобы просто так, не по заказу пошалить. Любят они это дело, у них это называется «повышение квалификации».

Когда-то в каждом доме жил Домовой. Вот тогда хорошо было. Домовой семью цепко держал в своих мохнатых лапках, руководил исподтишка, воли не давал! Тогда и разводы редкостью были, и тепло в доме ощущалось. А мы, Квартиры, о Домовых все больше мечтаем… Вымирают Домовые в городе. Они ведь чем питаются – верой да уважением, да еще молочком с хлебцем. Раньше-то люди знали, как Домового уважить, как прикормить. Еду ему всегда оставляли, почтение выказывали. А теперь в них из городских почти никто не верит, а как можно существовать, если в тебя не верят? Вот и уходит древний род Домовых… А вместе с ними – и тепло очагов.

Да, был бы Домовой – все бы не так сложилось. Но у нас его не было. А теперь не стало и Хозяина.

Конечно, Она давно бы нашла нового Хозяина – если бы я не мешала. А я мешаю, я старого люблю. И все еще надеюсь, что вот однажды он вернется, и снова возьмется за ручку, потянет на себя дверь, и я почувствую тепло его рук, и все во мне встрепенется так, что карниз струной зазвенит, что обои затрещат…

Уж лучше бы Она меня поменяла… Уехала бы куда-нибудь, в равноценную, или пусть даже лучше. Въехали бы незнакомые люди, все бы во мне поменяли. Другие привычки, другие энергии… Мне бы пришлось привыкать, подстраиваться. Не до воспоминаний. Мне бы тогда легче было, да и ей тоже.

Но она не уезжает, и я Его все еще помню. Наверное, это смешно: Какая-то там обычная Квартира – и так влюбиться в Хозяина. Но мне все равно: хотите – смейтесь, только Квартиры тоже умеют любить. Нежно, верно, страстно, жертвенно, в общем, иным людям так не снилось.

А у них любовь кончилась… Дураки, как же они ее не удержали? Впрочем, кому интересно мое мнение… Я – всего лишь обычная городская Квартира. Раньше люди строили Дом и жили в нем всю жизнь, да не одну: поколения менялись, а Дом стоял. На века строили, веками и жили. А теперь люди меняют Квартиры как перчатки, они не успевают привыкать к Квартире, о какой уж Связи Поколений тут говорить… Так, перевалочная база.

В общем, он свалил с нашей «перевалочной базы», и теперь мне осталось одно – сладостные воспоминания… Слава Богу, я еще помню!

Вы знаете, чего я больше всего боюсь? Я боюсь, что она затеет Ремонт. Она обдерет обои, и поменяет дверные ручки, и заново побелит потолок, и по-новому поставит мебель, и положит на пол новый ковер… Она обновит все, и вместе со всем старым уйдут мои воспоминания. Так всегда бывает, когда приходит Ремонт. Ремонт – это такое лекарство от воспоминаний. Иногда приходится делать Ремонт несколько раз. Это в том случае, если воспоминаний много, и они слишком эмоциональные. Господи, тогда я все забуду! Тепло Его рук, звук его шагов… Нет, только бы ей кто-нибудь не подсказал про Ремонт…

А еще есть бытовая магия, а это вообще страшная штука. Например, человек садится посреди комнаты и начинает мысленно «выписывать» другого из квартиры. И обязательно «прописывать» куда-нибудь в другое место, только чтобы с пользой для него. Ну, с улучшением жилищных условий. Знаете, как действует? Почище адронного коллайдера. Улетает человек, как в черную дыру, причем с огромной радостью. Ведь ему же на новом месте куда как лучше, чем было на прежнем.

Или вот выпишет Она на простой бумаге Ордер ему на новое жилье, а к ним – бланки выписки-прописки, и повесит на мое собственное окно, текстом на улицу… Я ведь не могу не выполнять, это в мои обязанности входит. Мое окно, между прочим, еще и Окно в Мир. А Мир такие вещи быстро считывает и махом выполняет. Ну, в том случае, если это все с добрыми намерениями, без злобы.

Но откуда ей знать о бытовой магии? Кто ей подскажет? Так что я надеюсь, что еще долго-долго Его не отпущу. А вдруг однажды он вернется? И скажет «я буду тут жить, имею полное право»?

Но я знаю, что у нее тоже есть это самое «полное право». И если Она будет меня просить, как надо – я не смогу ей отказать. Мне придется отпустить Его, как бы это не было больно для меня, Квартиры. Если попросит. Если поможет мне Его забыть. Она просто еще не пробовала…

Вскоре человек опять предстал перед Мудрецом.

- Я построил Оазис, и теперь у меня есть место для отдохновения и созерцания. Там тихо, спокойно и безопасно. Мне там хорошо, но очень одиноко…

- Наполни свой Оазис тем, что привлечет туда других ищущих тихих бесед, покоя и созерцания, – предложил Мудрец. – Пусть там каждый найдет что-то для себя, и если ему понравится, он будет приходить вновь и вновь, и ты будешь уже не один.

И Человек вырыл в Оазисе Колодец Желаний, построил Лестницу Успеха, открыл Источник Изобилия… Он поставил везде скамейки для отдыха, украсил клумбы сказочными цветами, и в Оазис потянулись люди. Одни, заглянув на полчасика, уходили и больше не возвращались, другие оставались надолго, а некоторые любую свободную минутку старались провести в этом благословенном месте, куда не долетали звуки тревожного и суетного города. Отдохнув в Оазисе, можно было с новыми силами продолжать свой жизненный путь и выполнять то, что предначертано судьбой.

- Как хорошо, что теперь есть Оазис, где можно на время спрятаться от ветра и непогоды, – часто говорили те, кто побывал в этом чудесном местечке, и Человек был счастлив, что его детище дало отдых еще одному усталому путнику. Многие охотно помогали благоустраивать Оазис, а некоторые даже стали строить поодаль собственные Оазисы, и это тоже радовало Человека.

Но однажды в Оазисе появился странный незнакомец. Он был не похож на других. Если все остальные искали в Оазисе отдыха и занимательных бесед, старались говорить друг другу приятные слова и давать добрые советы, то он, казалось, жаждал прямо противоположного. Там, где он появлялся, привычное спокойствие куда-то пропадало. Если он вмешивался в разговор, то речи его были полны оценочности, а порою – дерзости и скрытой насмешки, словно он бросал вызов собеседнику, вытягивая его на бой. Впрочем, в бой никто не желал ввязываться – обычно спешили покинуть это место. Но пришельца это нисколько не смущало: похоже, ему было совершенно все равно, что там чувствуют и думают остальные. Казалось, он считает себя вправе делать все, что заблагорассудится. Может быть, поэтому вскоре в Оазисе его стали называть меж собой Возмутителем Спокойствия. И многие шептались: в Оазисе становится неуютно, и сюда проник негатив из Большого Мира, и недоумевали – почему Человек ничего не предпринимает?

А вот Возмутителя Спокойствия этот факт невмешательства нисколько не огорчал. Он появлялся там, где хочет и тогда, когда захочет, бесцеремонно вмешивался в чужие беседы и раздавал рекомендации, о которых его не просили. Если же ему возражали, он яростно набрасывался на собеседника, обвиняя его во всех возможных грехах – в гордыне, непринятии, отсутствии любви, непроработанности, и так далее, до бесконечности. В конце концов, ему просто перестали отвечать. Но это его, похоже, только подзадорило. Теперь он уже не стеснялся в выражениях и стал высказываться еще более резко и безапелляционно, доставая всех, кто оказывался в поле его досягаемости.

И вновь Человек пошел к Мудрецу.

- Возмутитель спокойствия принес в Оазис те самые агрессивные энергии Большого Мира, которые и побудили меня построить Оазис. А теперь мое тихое местечко становится все более похожим на любое место в городе. Подскажи, что с этим делать?

- Сделай то, что тебе хочется, – предложил Мудрец. – Возмутитель пришел возмущать тебя, ну и возмутись! Чего тебе стоит?

- Ну уж, посоветовал! – укорил его Человек. – Не хочу я уподобляться ему. Постараюсь решить дело миром. Я скажу ему о том, каковы правила пребывания в Оазисе.

Но вскоре он опять предстал перед Мудрецом, и вид у него был обескураженный…

- Я пытался поговорить с ним, но он всегда обращает мои же слова против меня. У него отличная защита.

- Нападение – распространенный способ защиты, – согласился Мудрец. – А кто мешает тебе поставить себе такую же?

- Я же объяснил! – воскликнул Человек. – Я так, как он, не хочу. Я хочу по-другому. Пожалуй, теперь я буду его просто игнорировать.

- Ну что ж, попробуй, – согласился Мудрец.

Прошло какое-то время, и Мудрец вновь имел удовольствие лицезреть человека. Тот выглядел расстроенным.

- Ну как, проигнорировал? Помогло? – сочувственно спросил Мудрец.

- Нисколько, – смущенно признался Человек. – Этому Возмутителю Спокойствия, кажется, все нипочем. Я его игнорирую, а он меня – нет. От него нигде не спрятаться. И главное – я не понимаю, что ему нужно? Я попросил его уйти, если ему тут не нравится. Но он ответил, что я не вправе тут распоряжаться, что мой Оазис создан не для того, о чем я говорю, и не в моей власти его прогнать.

- Ай, молодца! – расхохотался Мудрец. – Отличный ход! Думаю, когда ты найдешь ответ на этот вопрос, ты поблагодаришь этого самого Возмутителя.

- За что? – изумился Человек. – От него только проблемы и неприятности. Он мешает мне наслаждаться покоем. Еще немного, и я выйду из себя!

– Ну, выходить из себя время от времени даже полезно – взгляд со стороны, знаешь ли, очень многое может показать.

- Выйти из себя – не проблема. Но тогда я сам стану Возмутителем Спокойствия! – воскликнул Человек.

- Ага, станешь, – спокойно подтвердил Мудрец. – И что с того? Хочешь понять мотивы другого – поставь себя на его место.

- Ладно. Пожалуй, в этом что-то есть. Я подумаю, – и Человек решительно зашагал назад, к Оазису.

… Прошло совсем немного времени, и Человек вновь стоял перед Мудрецом.

- Как твои дела? Как процветает твой Оазис? – поинтересовался он. – И как там твой Возмутитель Спокойствия?

- Я обозначил границы и прогнал его из Оазиса за их пределы, – доложил Человек.

- Это поступок, – кивнул Мудрец. – И что же, теперь все хорошо? Ничего больше не возмущает гладь твоих прудов?

- Как бы не так. Он ходит по кругу и все время старается найти какую-нибудь лазейку. Он стучится и требует, чтобы его впустили. Он угрожает, обвиняет и обещает отомстить.

- Это расстраивает тебя? – с интересом спросил Мудрец.

- Еще как! – сердито ответил Человек. – Ведь вместо того, чтобы заниматься Оазисом, я все чаще занимаюсь Возмутителем. Он будоражит, дергает, не дает мне покоя.

- Обычно мы занимаемся тем, что для нас является наиболее важным, – подсказал Мудрец. – Если ты увлечен Возмутителем, значит, он стал для тебя важнее Оазиса. На какое-то время. Тебе осталось только понять, почему.

- Я размышлял над этим, – сказал Человек. – Я думал о том, что ему надо на самом деле и что мог бы дать ему Оазис. Покоя? Но он не ищет покоя. Любви? Но он не принимает Любви. Советов? Но он не просит советов. Получается, что все, что ему надо – это возмущать спокойствие.

- Ну что ж, может быть, в этом его Предназначение, – усмехнулся Мудрец. – Кто-то строит Оазисы и прочие тихие заводи, а кто-то гонит волну и устраивает ураганы. Каждый занят своим делом.

- Но почему надо устраивать ураганы именно в моем Оазисе? – гневно топнул ногой Человек. – Я-то тут причем???

- Хороший вопрос, – одобрил Мудрец. – Действительно, стоит подумать: а причем тут ты?

… На этот раз Человека не было долго, очень долго. А когда он вернулся, это был уже не тот Человек. Глаза его были ясны, тело энергично, а походка упруга.

- Здравствуй, Мудрец! Я пришел поблагодарить тебя, – сказал человек.

- Давай, – одобрительно кивнул Мудрец. – Люблю, понимаешь ли, благодарности.

- Я покинул свой Оазис, удалился в пески и развел там костер. Я сел у костра и стал смотреть на пламя. Вокруг меня была только пустыня, надо мною – звезды, предо мною – огонь, и через какое-то время все мысли улетучились из моей головы. Я сам стал частью этого пейзажа. И я не сразу заметил, что у костра нас уже двое. Я и он. Возмутитель Спокойствия…

- Продолжай, продолжай, – попросил страшно заинтересованный Мудрец.

- Я задал ему всего один вопрос. «Кто ты?» – спросил я его. И он мне ответил: «Я – это ты». «Но мы совсем не похожи», – возразил я. Он молча смотрел в огонь и ничего не отвечал. И тогда я вдруг понял, что мы действительно похожи. Вот мы оба сидим в пустыне и смотрим на огонь. Мы оба хотим жить так, как нам нравится, и делать то, что хочется. Мне хочется строить оазисы, а ему – возмущать спокойствие. Но там, в глубине души, ему иногда хочется строить дворцы, а мне – разрушать города. Это наше непроявленное, но оно в нас есть. То есть, по сути, мы ничем и не отличаемся – ну, разве что предпочтениями? И тогда, повинуясь душевному порыву, я спросил его:

- Хочешь, я научу тебя строить Оазисы? Пусть и у тебя будет свое местечко для отдыха!

- Не знаю, – улыбнувшись, ответил он. – Я не думал об этом. Может быть, когда-нибудь… Но пока мне нравится делать то, что я делаю. Налетать неизвестно откуда, подобно тайфуну, раздувать и разметать все вокруг. Возмущать спокойствие! Тогда привычный порядок вещей нарушается, и всем приходится делать генеральную уборку, менять конфигурации, осознавать границы и находить новые места для старых вещей. А может, просто выбрасывать их, как отжившие и ненужные. По крайней мере, я заставляю двигаться и шевелиться, с этим-то ты спорить не будешь? – вот такие слова он мне сказал.

- Ну, надеюсь, ты ему дал достойный отпор? – хихикнул Мудрец. – Объяснил ему, как он осложнил тебе жизнь, нарушив все твои планы?

- Действительно, его появление сильно изменило мои планы. Но я, пожалуй, теперь даже рад этому. Мой Оазис стал краше прежнего, а главное – крепче. Я многое узнал и многому научился. И теперь смогу научить этому других. Ну разве это не здорово?

- Согласен, это и правда здорово. И что же было дальше? Чем закончилась ваша встреча?

- Я почувствовал благодарность к Возмутителю Спокойствия, и мне захотелось его обнять. Наверное, ему захотелось сделать то же самое, потому что он тоже двинулся мне навстречу. И вдруг, когда мы были уже совсем близко, я увидел, что у него – мое лицо. Как будто я смотрелся в зеркало. И тогда произошло странное: каким-то образом мы слились в единое целое. Он стал мной, а я – им. Не было больше Возмутителя Спокойствия, понимаешь? Только я, и он – как какая-то моя часть.

- Поздравляю тебя, мой мальчик! – от души сказал Мудрец. – Ты стал еще на один шаг ближе на пути к Целостности.

- И тебе я тоже благодарен, Мудрец. Ты очень хороший человек! Не понимаю, как тебе не жаль времени, чтобы столько возиться со мной…

- Ну, разгадка проста, – улыбнулся в усы Мудрец. – Дело в том, что я – это тоже ты. Какая-то твоя часть. Как и Возмутитель. Только я тебе нравился, а он – нет. Поэтому ты охотно бегал ко мне, но в то же время убегал от него, а по большому счету – от себя. Но теперь все в порядке. Мы все встретились.

- Ты – это я? – пораженно уставился на него Человек. – Как же я сам не догадался?

- А зачем тебе догадываться, если я для этого и существую? Иди и делай свое дело. Строй новые Оазисы, укрепляй границы, воюй с разными Возмутителями… Ты же знаешь, что я всегда тут. Если надо будет совета, просто спросишь. И знаешь что? Давай, обнимемся! Очень, знаешь ли, хочется слиться и почувствовать Целостность…

Только вот дивились деревенские, что Феня упорно не хотела забор вокруг дома своего ставить. Из-за этого она даже огород посадить не могла – ведь если все насквозь открыто, то туда и куры чужие забредают, и скотина разная – зелень щиплют, посадки вытаптывают. Поэтому Феня не морочилась – оставила все как есть: трава, а в ней цветы полевые, и все.

И вообще, к сельскому хозяйству Феня была довольно равнодушна. У других теплицы-парники, грядки со всякими овощами огородными, а у нее только два ряда малины у избы понасажено, потому как шибко ей ягода нравилась, а остальное все из серии «дикая природа». Из всей домашней скотины у нее был только кот Котька, а яйца и молоко они у соседей покупали – у Авксентия торговля шнурками хорошо шла, денежка имелась. А еще им доходы Фенечкино увлечение приносило, или, как сейчас говорят, «хобби».

А хобби было такое: придумала Феня себе увлечение для развлечения – на досуге косички из цветных шнурков плести. Возьмет у Авксентия пучок шнурков нераспроданных – и ну фантазировать, косички разные творить. Такого, бывалоча, насочиняет, что и сама не поймет: как такое разноцветье получилось? Подивится да нацепит пеструю плетеночку то на шею, то на руку – красиво! Или соседям раздаривает – ей не трудно, им приятно. Ее шнурковые украшения в деревне, почитай, почти в каждом доме были, и даже называть их стали по ее имени – «феньки», или «фенечки».

Вот за этим как раз по вечерам к Фене в дом народ и тянулся – кто фенечку хотел купить, кто научиться собственноручно их плести, а то и просто на людей посмотреть да себя показать. Такой вот клуб по интересам получился, стихийный. Феня рада была – пожалуйте, мол, гости дорогие, всем места хватит. Вот поэтому она плетень и не хотела ставить – заходи кто хошь, в любое время! Вернее, Авксентий-то о плетне не раз заговаривал, только Феня все отмахивалась – какой, мол, плетень, если народ каждый день косяком валит? Да и к тому же все свои, от кого отгораживаться-то?

Матрёна же была совсем другая. Женщина такая видная, нрава строгого, осанки царственной, и начитанная – просто страсть! Одних только толстых книжек прочитала не меньше тысячи, а уж про тонкие брошюрки и говорить нечего. В деревне таких образованных дам больше и не водилось, куда там! Сельчане с Матрёной и разговаривать робели, ей что ни скажешь – она как цитатой вжарит, и не поймешь, то ли это она тебя одобрила, то ли припечатала. И вообще ее порой понять трудно было, до того умственно изъяснялась. Даже прозвище ей дали почтительное такое – Матрёна-Мудрёна.

У Матрёны все было: и хозяйство справное, и Ума Палата (светелка такая специальная в голове, навроде библиотеки), и муж Святополк, и детки воспитанные, и правильное понимание жизненных ценностей. В общем, «бабой» ее даже сгоряча никто бы не назвал, не того полета птица. Казалось бы, никогда их пути с Фенечкой и не пересекутся, но вот поди ж ты…

Почему Матрёна решила к Фене на вечерку заглянуть – бог весть. Может, из любопытства, может, по случаю, а может, для научного интереса какого… В общем, появилась она однажды в Фениной избе. Огляделась – народу много, все о чем-то там разговаривают, фенечки перебирают, узоры обсуждают. А когда беседовать утомятся – песни хором поют, а Авксентий им на гуслях подыгрывает. На Матрёну никто и внимания особого не обратил – мало ли народу тут за вечер проходит?

Матрёна такого дела не любила – быть в тени. Так что она быстренько растолкала локтями соседей и выбралась на середину избы, под люстру пятирожковую.

- А толкаться-то зачем? – было начал кто-то, но Матрена так на него глянула, что тот увял, не распустившись. – Ой, прощения просим… звиняйте… не опознал сразу…

- Извиняю, только впредь будьте повнимательнее, – степенно кивнула Матрёна. – Ну-с, и что это за странное времяпровождение, объясните-ка мне?

- Дык это… плетем тут потихоньку, – подсказал кто-то.

- Плетете, значит, – со значением сказала Матрёна. – А по какой, простите, технологии?

- Да мы без технологий, так, по-простому, как Бог на душу положит, – робко ответили ей.

- Это неверно. Пора бы вам уже жить осознанно, дорогие мои. Нужно подвести научную базу, и я ее подведу. Не сомневайтесь.

Кто бы сомневался… Матрёна уже если чего изрекала, так очень веско. Знал человек, что говорит.

И Матрёна стала приходить в Фенин дом каждый вечер – базу подводить. Выглядело это примерно так:

- Я не знаю, как это должно быть, но ты сплела неправильно.

- А как надо? – озадаченно морщила лоб какая-нибудь девица, взирая на только что законченную фенечку.

- Ну, это не мое дело, тебе решать. Так что подумай, – строго советовала Матрёна и переходила к другой плетельщице.

- Ой, чегой-то она ко всем привязывается? – шепотом спрашивали люди друг у друга, но ответа на этот вопрос никто дать не мог. Пришла и пришла, куда деваться.

А Матрёна тем временем вошла во вкус и раздавала советы и эпитеты направо и налево. Как правило, советы были туманными, а эпитеты – нелестными.

- А чего вы это тут распоряжаетесь? – осмелилась спросить какая-то девушка из тех, что побойчее.

- Имею право, – кратко ответила Матрёна.

Она и впрямь твердо знала: имеет право. Даром, что ли, она Ума Палату завела и знаниями до отказа набила? Ей всегда есть, что миру преподнести, чем поделиться. Так что должны быть рады, и точка.

- У нас тут не принято друг друга критиковать, – подала голос Феня.

- Ах, не принято? Кем это, интересно, не принято? – удивилась Матрёна. – Тобою, что ли? Нет уж, дорогая, имею право на свободное выражение своего мнения! А то развели тут, понимаешь ли, беззубую толерантность…

Слова «толерантность» почти никто не понял, но догадались, что видать, что-то опять не так сделали… И Феня стушевалась, не нашлась, что ответить.

Она только и шепнула тихонько:

- Вы, люди добрые, лучше с ней не связывайтесь. Себе дороже выйдет.

Те, кто поближе сидел, ее услышали и другим передали. И вот в другой раз Матрёна стала снова уму-разуму народ учить, только вот как-то дело не пошло: она выскажется – все замолчат, на нее уставятся, а потом плечами пожмут да к своим разговорам возвращаются. Не понравилось это Матрёне.

- Так, граждане хорошие. Почему это вы меня тут игнорируете? – строго спросила она. – Я высказываюсь, а вы молчите…

- Так это… Непонятно, чего говорить то, – призналась какая-то молодуха. – Уж больно замысловато говорите. Потому, стало быть, и отмалчиваемся…

- Так внимайте и образовывайтесь, – посоветовала Матрёна-Мудрёна. – А то стыдно: на дворе расцвет цивилизации, а вы тут полная темнота, деревня, слова сказать не можете. Учат вас уму-разуму, так усваивать надо!

- Ага, ладно, будем, – закивали односельчане. – Нам нетрудно, чего уж там…

Стали присутствующие снова на слова Матрёны свои реплики вставлять. Она тоже приободрилась, в своей тарелке себя почувствовала. То цитату из Стократа вставит, то из Цыпцырона. А то и сама от себя чего вылепит, да так авторитетно! Вроде как пространство организовываться стало по уму и по правилам. Только вот поскучнел как-то народ, притих и затосковал.

- Опять в себя уходите? – сдвинула брови Матрёна. – А ну не смейте! Учитесь открытости!

- Знаешь, Матрёна, от такого напора хочется в погреб спрятаться, – брякнула Фенечка и сама испугалась: ой, как это она насмелилась с Матрёной спорить???

- Ага, опять эта голос подала, – с удовлетворением отметила Матрёна. – Лучше бы промолчала. Плетешь, незнамо чего.

- Извините, но я уж как плетется, так и плету, – вежливо ответила Феня. – Как получается.

- Нет уж, девушка. Если вы других плести учите, так подходите к этому ответственно.

- Ну, так вы сами сплетите что-нибудь да нам покажите, – попросил кто-то. – Глядишь, и мы опыт переймем.

- Ничего подобного, – с неудовольствием ответила Матрёна. – Не намерена я ничего плести. Мне это не нужно. Мое дело – на неправильности указывать.

- Нам так не нравится, – зашумел народ.

- Ах, не нравится? – задохнулась от возмущения Матрена. – Ну, знаете ли… Отзывчивости вам не хватает и благодарности. Я тут за вас радею, а вы…

- Ну что вы, ладно, не надо ссориться, – примиряющее замахала руками Фенечка. – Тихо, плетем все, делаем вид, что ничего не происходит, ага?

- Ладно, плетем, делаем, – кисло отозвался народ. Но было видно, что атмосфера в их «клубе по интересам» сильно изменилась. Это было заметно и по тому, что теперь вечером к Фене стало куда меньше народу ходить, а те, кто появлялся, старались надолго не задерживаться. Не ровен час под Матрёнину мудрёность попадешь, ходишь потом как оплеванный, и ничего не понятно…

- А чего ты ее не прогонишь? – не раз спрашивал Феню муж Авксентий. – Она уже себя хозяйкой чувствовать начинает. Откажи ей от дома, и всех делов.

- Ой, неудобно как-то, – пугалась Феня. – Ну, неприятная она, конечно, назойливая чуток. Всех жизни учит. Но она ж, наверное, как лучше хочет. Не со зла.

- Ну и ладно, как хочешь, – соглашался покладистый Авксентий. – Мне-то что, лишь бы тебе хорошо было. Вот тебе еще шнурков, плети дальше.

Только Фене плелось все хуже и хуже. Не было у нее вдохновения, а без него и фенечки получались кривые и унылые. Больше на удавки похожие, чем на украшения.

А Матрёна-Мудрёна уж и вовсе в раж вошла, ни одних посиделок не пропускает. А чего? Народу много, все тихие, не пьют, не дерутся, матом не ругаются – приятное общество. И знания есть где применить, Ума Палата не простаивает. Матрена совсем расцвела, нравится ей такое новое развлечение.

- Так, Федосья, а ты там чего молчишь? – время от времени спрашивала Матрёна. – Не слышишь, что ли, я высказалась? Прокомментируй!

Но Феня только голову наклоняла да еще быстрее плести начинала. Отмалчивалась.

- Ага, молчишь! Нечего тебе сказать, – обличала ее Матрёна. – То-то и оно!

Но однажды Феня не выдержала, да и сказала. Что так, мол, и так, в корне я не согласна с вашим мнением. Ой, как Матрёне-Мудрёне это не понравилось!!!

- Да ты кто такая тут меня критиковать? – сдвинула брови Матрена. – Да как ты смеешь, да что ты понимаешь??? Самозванка! И фенечки у тебя неправильные, и рукодельница ты липовая, я тебя на чистую воду-то выведу!

- Вообще-то это не я к вам пришла, а вы ко мне, – в изумлении вытаращила глаза Фенечка. – Не нравится, ну так не ходите…

А Матрена уже вразнос пошла:

- Еще чего! Хочу и буду! И не в твоей власти мне это запретить! Ты вообще не баба, потому как бездетная. Иди нарожай сначала, а потом командуй.

Вот сидит Феня и чувствует себя дура дурой. При чем тут ее вечерки, фенечки и «нарожай», и как это меж собой связано? Или вовсе не связано? И до того ей тошно стало, что хоть самой из дома беги. Из собственной-то избы!

Только тут как раз к ней явилась бабка Маланья, попросить фенечку для внука, у которого именины скоро.

- Чего это ты, милая, невесела? Чего глазки скучные и челка вон обвисла? Того и гляди, заплачешь!

- Да как же мне не плакать, если Матрёна-Мудрёна тут как бельмо на глазу! Приходит, как на работу, свои порядки устанавливает, гадости всякие говорит. Ух как меня это все раздражает!

- Ай, Фенечка, что раздражает – так это ж хорошо, – обрадовалась бабка Маланья. – Значит, есть у тебя какое-то слабое место, через которое тебя раздражать можно. А через Матрёну-Мудрёну тебе добрый Мир это место и кажет. Чтобы, значит, меры предпринять.

- А какие меры-то? - озадачилась Феня. – Ты уж вразуми меня, бабушка, помоги советом!

- Как же, помогу! Уж больно фенечки твои мне любы, отчего ж не помочь хорошему человеку? Ты, девушка, подумай, что тебя раздражает?

- Так то и раздражает, что не дает она мне спокойно жить. Я и так за день на птичнике шума наслушаюсь, вечером отдохнуть охота. Потому и фенечки плести стала – медитативное занятие, успокаивает. И других желающих учу, что сама умею. А Матрёна-Мудрёна как придет, так всю малину нам портит. Надоело!

- А зачем ты ее сюда пускаешь? – полюбопытствовала бабка Маланья.

- Так я всех пускаю, вход на вечерки свободный, – удивилась Феня. – Милости, как говорится, просим!

- А если пьяный конюх Степан к тебе завалится да начнет девок забижать да нецензурно матюкаться, тоже смолчишь?

- Ну, этот ко мне и сам не пойдет, – засомневалась Фенечка. – Он дальше бани не заходит. Знает, что ему тут делать нечего.

- Ну так и определи ей тоже границу. До бани, мол, можно, а за баню – ни-ни.

- А как эту границу обозначить? Забора ж нет?

- Вот то-то и оно, что нет. У тебя что дом, что душа – всем ветрам нараспашку. Заходи, кто хошь, делай, что хошь! А вот если бы какой плетень был, все бы видели – вот досюда можно заходить, а дальше – частные владения, вход только по личному приглашению.

- Ох, бабушка, правда ваша, – повинилась Фенечка. – Мне уж Авксентий мой давно говорит: давай, мол, плетень соорудим, а то живем, как на ладошке. А я все «зачем» да «потом». Вот и допотомкалась.

- Ну, сама видишь, ко времени Матрёна-Мудрёна к тебе залетела. Так что ты ее поблагодари за науку, да исправляй побыстрее все. Личные границы, они ж должны у каждого быть.

- Ладно! – повеселела Феня. – Завтра же и начнем плетень плести.

- А пока я тебе внука пришлю. Будет возле бани для фейс-контроля стоять. И парнишке заделье, и тебе польза. Ты ж сама знаешь, фенечки твои расходятся, нравятся людям. А кому не нравится – тот пусть за баней проходит.

Назавтра Матрёна-Мудрёна спешит на вечерку, уж в привычку у нее вошло, а у бани пацан стоит и нагло ее не пускает.

- Вас не велено пущать. Тетя Феня вас забанила. Там, за баней, ее граница, вот.

- Чего? – грозно спросила Матрёна. – А ну, мальчик, отойди! Не видишь – старшие идут, по делу.

- Слышь, Матрёна! – вышла и Феня на крыльцо. – Я тебе чего сказать-то хотела? Ты ко мне больше не ходи. Не пущу.

- Это как? – опешила Матрёна.

- А вот так. Я тебя больше не приглашаю. И не наседай на парнишку, отойди за баню.

- Куда???

- За баню, говорю. Там дорога, вот по ней и ходи. А ко мне больше не надо. Ты тут теперь персона нон-грата, и кушай это хоть с маслом, хоть с ветчиной.

- Чтооооо??? Да я тебя!!! Да ты у меня!!! Да я тебя растопчу, на весь мир ославлю, на чистую воду выведу! Я всем покажу твое истинное лицо! Да ты не смеешь!

- Чего б я у себя дома, да не смела? – удивилась Фенечка. – Ты в своем уме, Матрёна? Хоть ты и Мудрёна, да видно, что-то недопонимаешь. Ты иди и у себя командуй, а тут, у себя, я хозяйка. А коль ославишь – так и на том спасибо. Слава по делам идет. Что заслужила, то и получу, пенять не стану. И спасибо за плетень! Я про границы все как есть поняла. Благодарю от души и тебя, и бабушку Маланью!

Стоит Матрёна за баней и уразуметь не может: с ума, что ли, Фенька спятила? Какой плетень, какие границы, какая Маланья? Что вообще на белом свете происходит??? Как это ее, Матрёну, с Ума Палатой, объявили какой-то «нон-гратой»??? И кто??? Фенька-птичница с ее шнурками дурацкими!

А Феня улыбнулась, повернулась, в избу пошла и поклонилась всем присутствующим.

- Люди добрые, мне ваша помощь нужна. Как видите, нет у меня до сих пор плетня. Думала я, что заборы – это лишнее, да ошибалась. Хочу обозначить границы своего участка, да чтобы плетень был не простой, а веселый, сказочный, из шнурков разноцветных. Чтобы он калитку для тех, кто с добром, сам открывал, а для тез, кто с негативом – захлопывал. Поможете сплести?

- А как же! – разулыбался народ. – Всем миром, оно ж быстрее получится, и узоров больше, опять же! Неси, Авксентий, шнурки и гусли! Мигом вам плетень соорудим, с песнями и народным гуляньем.

И теперь у Федосьи с Авксентием такой плетень стоит, что любо-дорого посмотреть. Радует и глаз, и душу. И калитка широкая такая, чтобы заходить удобно было гостям желанным.

А в деревне с тех пор мода пошла на цветные плетни. Наберут шнурков побольше – и всем коллективом, с песнями, на трудовые свершения, границы участков обозначать. Потому как если у тебя дом есть и прилегающая территория имеется, то только ты за нее и в ответе. И если просочился какой недоброжелатель – это он тебе показал, где твое слабое место. Там, стало быть, и надо дырку латать, чтобы твой плетень свою охранную функцию исправно нес. И будет тогда вам счастье, а в доме будет мир и покой. Чего вам от всей души и желаем!

Теперь уже я внимательно посмотрела на него. Он был симпатичный, но немного странный. Вроде бы молодой, не больше тридцати лет, но глаза! Это были глаза мудрой черепахи Тортиллы, из них вроде даже шел свет, и в них плескалось столько понимания и столько сочувствия, что я просто впала в ступор.

- А болеете вы часто? – спросил он.

- Нет, что вы! Редко болею. Я очень сильная. Вы не смотрите, что я на вид худосочная.

- «Худо – сочная», – раздельно произнес он. – Вслушайтесь же! «Худые соки» – вот что лежит в основе вашей конституции. Отношения с родителями не очень?

- Не очень, – призналась я. – Отца я почти не помню, он с нами давно не живет. А вот с мамой… Я для нее до сих пор малышка, она все время учит меня жить по ее правилам и что-то требует, требует, требует…

- А вы?

- Когда силы есть, отбиваюсь. А когда нет – просто плачу.

- И вам становится легче?

- Ну, немного. До следующего скандала. Вы не подумайте, она же не каждый день так. Раз или два в неделю. Ну, иногда три.

- А вы пробовали не давать ей энергии?

- Какой энергии? Как не давать? – не поняла я.

- Вот смотрите. Мама провоцирует скандал. Вы включаетесь. Заметьте слово: «включаетесь»! Как электроприбор. И мама начинает подпитываться вашей энергией. А когда скандал закончен, ей хорошо, а вам плохо. Так?

- Так, – признала я. – Но что я с этим могу поделать?

- Не включаться, – посоветовал он. – Другого способа нет.

- Да как же не включаться, если она пробивает? – разволновалась я. – Она же меня как облупленную знает, все мои болевые точки!

- Вот-вот… Болевые точки – как кнопки. Нажал на кнопку – вы включились. А когда «пробивает», тогда и происходит утечка энергии! Это же в школе на физике проходят.

- Да, помню, что-то такое учили…

- А законы физики, кстати, общие для всех тел. И для человеческих в том числе. Просто в Школе Жизни мы зачастую двоечники и прогульщики.

- Как можно прогулять Школу Жизни?

- Да очень просто! Вот Жизнь дает тебе урок, а ты его учить не хочешь. И сбегаешь!

- Ха! Хотела бы я сбежать. Да вот что-то не получается.

- А так и бывает. Пока урок не пройдешь – будешь его раз за разом долбить. Жизнь – хороший учитель. Она всегда добивается 100%-ной успеваемости!

- Нет у меня сил на этих уроках сидеть. Вот видите, пришлось даже к врачу тащиться. Еле ноги передвигаю.

- С вами всегда так?

- Да нет. Временами. Вот последняя неделя – вся такая.

- А что происходило в эту последнюю неделю?

- Да самое интересное, что ничего особенного! Обычная рутина.

- Ну, расскажите мне про рутину. Если не жалко.

- Да чего тут жалеть? Говорю же, ерунда всякая. Ну, с мамой пару раз пообщалась. Все как всегда. Работа – никаких перегрузов. Со сменщицей поцапалась разок, но не сильно. Вечерами не напрягалась, только на телефоне висела, помогала ситуацию разрулить. А чувствую себя так, как будто на мне пахали всю неделю!

- Ну, возможно, и пахали, только вы не заметили. Что вы там разруливали по телефону?

- А, да это фигня. У подруги проблемы, ей надо было выговориться. Я просто предоставила ей большую жилетку.

- Выговорилась?

- Ну да, наверное. Каждый вечер по полтора часа – любой выговорится.

- А вы?

- Что – я?

- Вы – выговорились?

- Да нет же, я ее слушала! Ну, утешала, поддерживала, советы умные давала. А сама я ей не жаловалась, ей сейчас не до меня, у нее своих проблем хватает.

- Ну так я вам скажу: вы послужили не большой жилеткой, а сливным бачком. Она слила в вас весь свой негатив, а вы ей в ответ послали свою позитивную энергию в виде советов и поддержки. А сами ну ничуть не разгрузились!

- Но друзья же должны поддерживать друг друга!

- Вот именно: «друг друга». А у вас получается дружба «в одни ворота». Вы ее – да, а она вас – нет.

- Ну, не знаю… Что ж теперь, отказать ей в помощи? Но мы же дружим!

- Это вы с ней дружите. А она вами пользуется. Хотите – верьте, хотите – проверьте. Начните с первого же слова рассказывать ей о своих проблемах, и посмотрите, что будет. Вы удивитесь, насколько этот метод энергосберегающий.

- Да, вы знаете, неплохо было бы… В смысле побольше энергии.

- Говорите «неплохо». А сами ее разбазариваете!

- Но я же не думала! С такой-то точки зрения… Хотя сейчас вот вы сказали – а ведь точно. Я с ней поговорю – и как будто вагоны грузила.

- Это она вас грузила. А вы принимали на себя ее груз проблем. Оно вам надо?

- Да нет, конечно… Зачем мне? У меня своих проблем выше крыши.

- Какие же?

- Да разные. Например, муж. Бывший. Я его люблю – ну, чисто по-человечески. А может, и больше. А у него другая семья. И там все неблагополучно. Она его приворожила. А мне его жалко, он ведь хороший! И все-таки родной человечек…

- Эти переживания доставляют вам радость?

- Что вы! Какую радость??? Сплошные мучения. Я ведь все думаю, думаю, как ему помочь, и не знаю…

- А вашему мужу сколько лет?

- Он немного старше меня. Но это неважно!

- Важно. Взрослый человек в состоянии сам решать свои проблемы. Если хочет, конечно. И если не привык перекладывать их на других. Вы с ним общаетесь?

- Да, конечно! Он приходит навестить детей. Ну и поговорить. Пожаловаться, как ему там плохо.

- И вы его жалеете. Да?

- Ну конечно, жалею! Сердце кровью обливается. Ему же плохо…

- А вам, стало быть, хорошо.

- Нет, мне тоже плохо.

- Тогда сами подумайте: и чем же вы можете ему помочь? К его «плохо» добавить свое «плохо»?

- Нет! Нет! Я ему дарю то, чего у него нет в той семье. Понимание… Поддержку… Тепло…

- А взамен?

- Не знаю. Благодарность, наверное?

- Ну да. Он благодарит и несет то, что вы ему дали, в ту семью. Потому что там требуют, а своего тепла у него не хватает. Тогда он берет это у вас. А знаете, почему вы обессилены?

- Нет, я как раз по этому поводу к терапевту иду. Чтобы он сказал.

- Ничего он вам не скажет. Терапевт лечит симптомы. Ну, витамины пропишет, может, массаж. И все! А причины, причины-то останутся!

- Какие причины?

- Вы не любите себя. Вы пытаетесь любить других, не полюбив прежде себя. А это так энергозатратно! Вот и чувствуете себя выпотрошенной.

- И что же делать?

- Я посоветовал бы обратиться лицом к себе. И подумать, нужно ли вам так выкладываться, чтобы другим было хорошо. Причем за счет вашей жизненной энергии. Скиньте их с себя! Перестаньте быть донором. Хотя бы временно! И начните любить себя, баловать себя, питать себя. Тогда через какое-то время вы наполнитесь и засияете. Как лампочка! И глаза ваши загорятся. И сердце нальется теплом. Вот увидите!

Он говорил вдохновенно, глаза его горели, и я думала – какой интересный человек! Такой умница! Интересно, кем он работает в жизни?

- Ну вот вы меня учите жить, а сами тоже больной! – вдруг сообразила я.

- Нет, я не больной. Я электрик. У меня просто обеденный перерыв. Кстати, уже кончается. Вон напарник идет со стремянкой, сейчас будем лампочки менять! До свидания, и здоровья вам! Душевного – прежде всего. И хватит быть донором!

Я так и осталась сидеть с открытым ртом, наблюдая, как мой знакомец вскочил и присоединился к мужчине постарше, который действительно шел по коридору со стремянкой. Боже мой, ну как я сразу не заметила, что он был одет в синий форменный комбинезон? Наверное, из-за его глаз – я ведь почти не отрывала от них взгляда.

И у меня ощущалось странное тепло в груди, как будто туда что-то влилось, такое приятное и живительное. Я даже почувствовала, что силы возвращаются ко мне. «Законы физики, кстати, общие для всех тел. И для человеческих в том числе», – так он сказал мне. Я вдруг ясно вспомнила, как на уроке физики нам показывали опыт с сообщающимися сосудами. Когда в один доливают воды, уровень в другом тоже поднимается. И наоборот. Наверное, пока мы общались, этот странный электрик поделился что-то таким, что в нем было – жизненной энергией, вот! И ее уровень у меня повысился. То есть он мне дал, а я взяла.

Я вскочила с места и помчалась по коридору, догоняя электрика.

- Погодите! Это что же получается? Вы – тоже донор?

- Донор, – улыбнулся он. – Только я, в отличие от вас, делюсь энергией добровольно, потому что у меня в избытке!

- А почему ее у вас много? Есть какой-то секрет?

- Есть. Он очень простой. Никогда не позволять высасывать себя до дна, нажимая на кнопки, и никогда не включаться в то, что не в твоей власти. Вот и все!

И они с напарником свернули в какой-то кабинет – давать людям свет. А я задумчиво пошла по коридору обратно, по дороге раздумывая о том, что все равно хочу быть донором. Только сначала подкоплю Любви, чтобы мой источник жизненной силы наполнился до краев. И обязательно научусь нести людям свет – так же, как этот замечательный электрик с мудрыми глазами черепахи Тортиллы.

Таисия, конечно, так просто сдаваться не привыкла: как только почуяла, что что-то не так, сразу Павлуше устроила жесткий прессинг по всему полю – и смс-ки почитала, и записную книжку прошерстила, и адресную книгу телефона изучила, и разведданные собрала. А потом приперла его к стенке и устроила ему допрос с пристрастием, только пыль столбом. Павлуша сначала держался, как юный партизан Валя Котик, а потом сдулся под давлением неопровержимых доказательств и дал признательные показания. И вроде даже раскаялся, обещал, что все, мол, осознал свои ошибки, больше не повторится…

Только Таисия начеку была. Знала она, что известное выражение «не верь, не бойся, не проси» и в семейной жизни очень даже применимо. Затаилась, конечно – но следила. И выследила! Опять у них там любовь, только шифроваться стали, искуснее прятаться. В телефоне у него Снежана под именем «Сергей Семеныч» поместилась (ой, наивные! Кого бы вы этим обманули???).Таисия и тут маху не дала – живо его расколола. Буквально в угол загнала! Он опять в глухую несознанку – «не знаю, не видел, не был, не участвовал…». Только какое там «не участвовал», если Таисия лично их у ресторана на мобильный телефон засняла???

Она уж и плакала, и по-хорошему просила, и по-плохому… Павлик, Павлуша ее вроде искренне сожалеет, со всеми ее доводами соглашается – а потом снова в штопор. Ах, Снежана, Снежана… «Чтоб тебе скиснуть!» – в сердцах думала Таисия и не могла сообразить, что ж ей еще сделать, чтобы Пашеньку своего в нужное русло вернуть.

Однажды смелости набралась да и позвонила этой самой Снежане с мужнина телефона. По-хорошему позвонила, попросить, чтобы та в семью не совалась, не рушила чужое счастье.

Но Снежана оказалась штучка еще та… Говорила таким ледяным голосом, что у Таисии аж мурашки по ногам побежали.

- О чем это вы? Мне ваш Павел Петрович не нужен. Я девушка самостоятельная. Мы просто друзья, если хотите знать.

- Ага, друзья??? – опешила от такой наглости Таисия. – А в рестораны???

- А что, вы с друзьями в рестораны не ходите? – в свою очередь, удивилась Снежана.

- Не ваше дело! – опомнилась Таисия. – Отдайте мне моего мужа!

- Если он ваш, так в чем же дело? Забирайте на здоровье, – Снежана, казалось, даже развеселилась. – Я своей жизнью вполне довольна, и вы там ваши проблемы сами решайте, а меня не беспокойте.

И отключилась, мерзавка такая. Таисия потом еще пробовала ей звонить, но номер заблокирован был. Наверное, симку сменила. А Паша опять, с честными глазами вранье склоняет по всем падежам: «Ты что, люблю тебя, только ты, исключительно с тобой, не думай о плохом, думай о хорошем». А как тут думать о хорошем, если все плохо? Таисия-то ведь не дура, ой, не дура! И глаза на месте, и душа болит, и сердце-вещун трепещет, надрывается. А как бы вы себя чувствовали, если бы у вас счастье украли???

В общем, поделилась Таисия бедой своей с подругами. Они, конечно, советы давать мастерицы, только все говорили разное. Одни талдычат «перетерпи!», другие советуют «гони кобеля в шею!», третьи говорят «а ты ему тоже измени», четвертые подстрекают выследить эту самую Снежану да зенки бесстыжие ей повыцарапать… А Райка, трижды разведенная, любовью траченная, как шуба молью, и потому циничная, вообще посоветовала: «А ты пойди и удавись!», да с таким смешком, что Таисия даже обиделась. Райка, видать, устыдилась, потому как на другой день позвонила Таисии и велела собираться к бабке, которую где-то отыскала. Вроде эта бабка в делах сердечных была большая дока, на 7 верст вглубь души все насквозь видела. Ну, Таисии выбирать особо не приходилось – собралась и поехала.

- Счастье украли, говоришь… – с сомнением протянула бабка, выслушав Таисину историю. – Видать, плохо лежало твое счастье, раз его вот так легко стырить… Как ты его хранила-то?

- Хорошо хранила! – горячо доложила Таисия. – Я хозяйка хорошая, дома все помыто-приготовлено, всегда и выслушаю, и пойму, и советом помогу. Работаю, на шее у мужа не сижу. И детки у нас опять же, двое, умненькие и прибранные, и в школе хорошо учатся. И за собой я слежу, не распускаюсь, сами видите. Ну что ему еще надо???- Зазнобу, видать, – предположила бабка.

- Кого-чего? – не поняла Таисия.

- Зазнобу, говорю. Ты, чай, и слова такого не знаешь. Сейчас все больше всякие «сожительницы» да «герлфренды», – щегольнула иностранным словечком бабка. – Одни для быта, другие для развлечения.

- А зазнобы для чего? – поинтересовалась Таисия.

- А зазнобы – для любви. Они мужику глаз зажигают, кровь будоражат, стареть не дают.

- Так мой Павлуша вовсе и не старый, – обиделась Таисия. – Даже моложе меня.

- Старость, она сначала в душе наступает, – пояснила бабка. – Это уж потом на физиономии проявляется. А наступает она от скуки. Видать, скучная ты.

- Почему от скуки? От какой такой скуки? – окончательно запуталась Таисия. – С какой это стати я скучная? Я очень даже веселая!

- То-то я и гляжу – хоть сейчас в пляс, – усмехнулась бабка. – Вона, на твоей физиономии все твои печали крупными буквами прописаны.

- Так счастье же украли, – и впрямь опечалилась Таисия. – Что делать-то?

- Хреновое твое счастье, девонька, коли оно не в тебе живет, а в ком-то другом. Никакой ведь гарантии! Человек, он что? – как птица перелетная. Сегодня здесь, а завтра его Бог прибрал. Вещь какая – и того хуже. Или износится, или поломается, или потеряется. Только то счастье, что в душе лежит. Вот оно – истинно твое, никто не отнимет. Ни Снежанка-разлучница, ни другой кто…

- Да люблю я его, бабушка! – взмолилась Таисия. – Ну как мне его другой отдать? Этой самой, как вы говорите… зазнобе! Сделайте что-нибудь, бабушка, миленькая! Хоть приворот, хоть присушку, хоть заговор! Только чтобы счастье украденное вернуть…

- Черной магией я не балуюсь, и тебе не советую, ничего хорошего из этого не выходит, - твердо сказала бабуська. – А вот заговор тебе, пожалуй, дам. Надо тебе стать для мужа зазнобой, чтобы у него от тебя кровь в жилах вскипала. Есть на чем писать? Тогда успевай: «ГОСПОДИ, ДАЙ МНЕ СИЛ ЕГО ОТПУСТИТЬ, ОТ СЕБЯ ОТЛЕПИТЬ, КРЫЛЬЯМ СВОБОДУ ДАТЬ, ЗАЗНОБОЙ ИЗВЕЧНОЙ СТАТЬ, САМОЙ КРАСИВОЙ, САМОЙ ЖЕЛАННОЙ, САМОЙ ЛЮБИМОЙ И ДОЛГОЖДАННОЙ, ПООДАЛЬ ХОДИТЬ, СТРАСТЬ В НЕМ БУДИТЬ, БЫТЬ КАК ПРИНЦЕССА, ДЛЯ ПУЩЕГО ИНТЕРЕСУ, РАЗОГРЕТЬ В НЕМ КРОВЬ НА ВЕЧНУЮ ЛЮБОВЬ».

- Как это отпустить и отлепить? – ужаснулась Таисия. – Я ж наоборот – удержать его хочу!

- Так все равно же ничего не получается? – вроде как удивилась бабка. – Так попробуй по-другому, глядишь, чего и выйдет. У Снежанки-то вон ой как ловко выходит! Вот и перенимай науку.

- Какую такую науку? Не возьму я в толк, о чем вы говорите! – пожаловалась Таисия.

- Ох, ну что за бабы дурные пошли! – попеняла бабка. – Ладно, так и быть. Расскажу.

Долго Таисия слушала бабкины наставления. В душе все переворачивалось, а разум и вовсе протестовал. Ой, не то это было, что ей услышать хотелось. Ой, не то! Да еще внутри какой-то голос строгий объявился, который ей стал нашептывать: «Не слушай старуху, все это неправильно, порядочная женщина себя так вести не должна, она обязана мужа ублажать, о нем заботиться, лаской его окружить, а если рвется из семьи – удвоить и утроить усилия!». Но уже и какой-то другой голос стал слышен, хоть и несмелый, но звонкий: «Да так и надорваться можно, удваивая и утраивая! Может, и впрямь по-другому попробовать?». От этих слов Таисии вроде как жарко стало.

И бабка, словно мысли ее подслушала, масла в огонь подлила.

- Ты запомни: заботой окружать тоже в меру нужно. А то мужика и задушить недолго. Почует он, что кольцо смыкается, и начнет из окружения прорываться, как на войне. Так что иди и делай, как я тебе сказала. А там – как Бог рассудит.

И пошла Таисия выполнять бабкины наказы. Сначала трудно было, буквально ломать себя пришлось, чтобы зазнобу из себя сделать. Но в ушах все бабкины слова звучали: «Ты ему и мама, и подруга, и учительница, и домработница, с ними жить, конечно, удобно, только скучно. А вот зазноба… Тянет к ним, понимаешь?». Таисия не очень понимала, но старалась изо всех сил. Прямо по пунктам план действий наметила, помолилась – и начала.

Для начала договорилась с подругами, чтобы деток по вечерам к ним отправлять. Те ничего, с пониманием отнеслись и даже с некоторым азартом. Ведь ущучить изменщика коварного каждой женщине приятно, хоть бы и чужого.

Записалась с бассейн и на восточные танцы, к стилисту сходила и прическу поменяла, ну и еще кое-что придумала.

Муж сперва вроде даже обрадовался – никто не контролирует, свобода! Но дня через три спросил:

- А чего это у нас холодильник пустой?

- А не знаю, – отозвалась Таисия. – Наверное, кончилось, все.

- Так это… Купить надо?

- Ты купи, чего хочешь, – посоветовала Таисия. – А я на диете, ты уж извини.

- А-а-а… – озадаченно протянул муж. – А деньги?

- А кто в доме кормилец? – задорно тряхнула свежевыкрашенной гривкой Таисия. – Ой, прости, я побежала, опаздываю!

Еще через неделю у мужа чистые рубашки и носки кончились.

- А стирка когда будет? – осторожно спросил он.

- Когда стиральную машину включишь, – радушно сообщила Таисия. – Инструкция на полке, где телефон.

Еще немного погодя муж попытался устроить ей скандал.

- Какая же ты жена, если тебя дома нет? – гневно обличал он. – Дети тоже куда-то девались! Куда, спрашивается?

- Неужели заметил? – округлила тщательно накрашенные глазки Таисия. – С детьми все в порядке, ты не беспокойся. Счастливы, здоровы, накормлены, играют со сверстниками, привет тебе передают. И ты куда-нибудь сходи, развейся.

- Куда, интересно? – возмутился Павлуша.

- Куда интересно – туда и сходи, – отмахнулась Таисия. – И все, я помчалась, у меня массаж и эпиляция.

- С каких это пор… – завопил вслед муж, но Таисия уже не слышала – дробно стучала каблучками по лестнице. Про Снежану она и не заикалась – бабка строго-настрого запретила.

А в один прекрасный день Павлуша собрал чемодан.

- Все, допрыгалась ты. Ухожу! – объявил он.

- Счастья, – коротко пожелала Таисия.

- И ты даже не спросишь, куда? – трагически вопросил он.

- Верю, что там тебе будет лучше, – с чувством ответила Таисия. – Раз ты так решил – значит, так и надо. Ты ж мужчина!

- А ты – вертихвостка! – взорвался муж.

- Ага, – согласилась Таисия. – Так и есть. В точку.

И сама удивилась – вроде как муж уходит, а ей уже и не страшно. Волнительно, конечно – что там, впереди? – но не страшно, и сердце из груди не выпрыгивает.

Павлик ушел, и так дверью хлопнул, что штукатурка посыпалась.

- Развод! Однозначно! – на прощание рявкнул он.

- Ой, мамочки, – прошептала Таисия. – Что ж я делаю?

Но за ним не побежала – зазнобы за мужиками не бегают, они от них бегают, чтобы драйв и адреналин охотничкам создавать.

- Господи, дай мне сил его отпустить, от себя отлепить, крыльям свободу дать… – прошептала Таисия заклинание и хотела было по привычке заплакать, но не стала – пора было на танцы мчаться.

«Ну что, зазноба, осталась без мужика в доме? Одинокая теперь?», – начал было строгий голос внутри нее, но другой, юный и задорный, который за последнее время очень окреп, тут же ответил: «Одиночества пусть курицы боятся, им без петуха тревожно и не по себе. А для зазнобы одиночество – отдых перед кастингом. Скоро женихи будут в очередь стоять!».

А вскоре и Снежана объявилась, сама позвонила.

- Заберите вашего Павлика, – потребовала она. – Мне он не нужен.

- Что значит «заберите»? – весело изумилась Таисия. – Он что, переходящий красный вымпел??? Вы там сами между собой решайте, а меня попрошу не беспокоить, – и подумала: «Надо бы симку сменить».

Скучать Таисии некогда было. Деток она теперь по вечерам подругам не отдавала – поняла, что они уже вполне могут самостоятельно дома побыть, пока она на пару часов отлучается. И как она раньше этого не понимала? Зато оказалось, что с ними интересно играть в разные игры, гулять и просто разговаривать. И от детей она теперь часто слышала: «Мамрчка, какая ты красивая!». Раньше они такого не говорили, а может, говорили, да она не слышала.

И по улице теперь она с большим удовольствием ходила: заинтересованные мужские взгляды подогревали ее зазнобистость, вдохновляли на новые подвиги и свершения. Оно ведь как бывает: главное – начать что-то новое, придать первоначальный импульс, а потом уж оно само обороты набирает!

А потом объявился и сам беглый муж – Павел Петрович, собственной персоной. Встретились не дома – в скверике, на скамеечке. Таисия такая красивая была, что муж даже оробел слегка.

- Слышь, Таисия… Давай я домой вернусь, и будет у нас все по-старому.

- По-старому я уже не хочу, – глянула на него прищуренным взглядом Таисия. – У нас тут теперь все по-новому.

- Ну, пусть по-новому. Погорячились мы оба, с кем не бывает, – продолжал он.

- Ну, ты, может, и погорячился, а я вовсе нет, – покачала головой она. – Ничего скоропалительного, сплошной холодный расчет.

- Чужая ты какая-то стала, – попробовал сыграть на тонких струнках ее души он. – Я ведь тебя по-прежнему люблю, а ты вот чужая, неласковая. Незнакомая какая-то.

- Да? Ну что ж, все течет, все меняется. Тебе придется очень постараться, чтобы получше меня узнать.

- Так я могу вернуться? – неуверенно спросил Павлуша.

- Пока нет, – обольстительно улыбнулась она. – Мы ж вроде как разошлись? Так значит, и ухаживать тебе придется с самого начала. Со всей ответственностью!

- Эй, Таисия! Ну ты чего? Я к тебе шел – такой счастливый был, думал, и ты обрадуешься. А ты взяла и все мое счастье того… украла.

- Украденное счастье, – вспомнила Таисия. – Давно же это было… Я уж и забывать начала тебя, счастье мое украденное.

- Какого черта? – начал было Павлуша, но, наткнувшись на ее взгляд, примолк. – А… понял.

- В общем, разрешаю тебе за мной поухаживать. На общих основаниях. Надеюсь, ты помнишь, какие цветы я люблю. До встречи, – царственно кивнула Таисия и пошла легкой походкой прочь. Да так пошла, что Павлуша даже привстал, провожая ее взглядом. И не он один, между прочим!

В этот день она впервые после всей своей эпопеи с беглым мужем снова отправилась к бабке. Бабка узнала ее сразу, даже вроде бы обрадовалась. И слушала внимательно.

- …и вот он пришел, – рассказывала Таисия. – Просится назад. А я…

- А ты не знаешь, хочешь ли снова строить с ним отношения, да? – сразу догадалась бабка.

- Да вот так получается, – покаялась Таисия. – Смотрю на него и думаю: а ведь ему при мне удобно было, как при родной мамочке, которая и накормит, и напоит, и денег даст. И никакой ответственности при этом! А мне так больше не хочется, по-старому-то!

- Ну так и не надо по-старому. Кто заставляет-то? Теперь у тебя все по-другому, сама же говоришь!

- Но он ведь ничуть не изменился! – воскликнула Таисия. – Смотрю на него – а он все такой же. Хитренький, лживый, слабый. Мальчик и мальчик. Не хозяин, не кормилец… Он всегда такой был, только я на это глаза закрывала. А теперь вот все как есть вижу.

- Ах, зазноба ты моя, зазноба, – улыбнулась бабка. – Вот теперь ты настоящей Женщиной стала, с большой буквы. И открою я тебе самую главную женскую тайну.

- Тайну? – заинтересовалась Таисия. – Хочу тайну! Открывайте поскорее!

- А тайна простая: КАК ЖЕНЩИНА ЗАХОЧЕТ, ТАК И БУДЕТ. Захочет мучиться – мучитель найдется. Захочет счастливой стать – обязательно станет. Если только она Истинная Женщина, конечно.

- Как это, бабушка?

- А вот так! Он не изменился – а ты-то другой стала. Вот и дай ему возможность тоже вырасти. Пусть ухаживает за тобой, как в молодости. Пусть для тебя звезду с неба достанет, аленький цветочек добудет, все сокровища мира положит к твоим ногам. Зазнобы на то и нужны, чтобы из мальчиков мужчины вырастали. Ради любимой женщины мужик горы свернуть может!

- А если у него сил не хватит? – тихо спросила Таисия.

- Да, что, коли так? – прищурилась бабка. – Знаешь ответ?

- Пожалуй, знаю! – прислушавшись к себе, улыбнулась Таисия. – Но говорить не буду. Дам ему шанс вернуть украденное счастье! Если я смогла, то и он сможет.

- Умница! – восхитилась бабка. – Теперь ты знаешь и самую главную женскую тайну. СЧАСТЬЕ ЖЕНЩИНЫ – В НЕЙ САМОЙ. СЧАСТЬЕ МУЖЧИНЫ – В ЖЕНЩИНЕ. ЧТОБЫ МУЖЧИНА БЫЛ СЧАСТЛИВЫМ, ПОЗВОЛЬ ЕМУ ДЕЛАТЬ СЧАСТЛИВОЙ ТЕБЯ. Вот и все.

Спросите, а как сейчас дела у Таисии и мужа ее Павла Петровича? Знаете, а очень хорошо! Они уже пенсионеры, деток вырастили, на крыло поставили, недавно второй уже внук на свет появился. Таисия шустрая такая, энергичная, радостная, с годами все больше все цветет, а муж ее до сих пор называет «моя зазноба». А как еще называть женщину, которая знает все главные женские тайны? Только так!